Такова природа человека: видишь кнопку — надо нажать.
Сперла. Нагло увела с ФФ. Потому что, просто хочу, что это осталось у меня. На память. О сериале, о Майами, о Келли. Пусть такой немного непривычной, но прекрасной, как лилия.
Я всегда очень настроженно относилась к ДюКейну. Но с какой стороны на него посмотреть.
Это самое красивое, что я читала по Майами. Неважно, что пейринг Келли/Горацио. Можно просто представить на месте героя кого-то другого. В моем воображении это был некто, очень умный, очень симпатичный и естественно НЕ рыжий мужчина. Мало ли кто мог носить имя Горацио.
Ну не была же Келли монашкой. Красивая, молодая, сексуальная. Такие женщины просто не могут, не должны быть одинокими. Это таинственный мужчина. Некто из высшего эшелона власти. Кто смог завоевать тело белоркурой красавицы. Нет там не было любви. Там была страсть. Дикая, неуправляемая, животная, выкручивающая тело, заставляющая унижаться и мучиться.
На фанфиках этого автора я училась или думала, что учусь. Но мне до Liliana – Admiralcurzee, как до луны.
У нее талант, так писАть не каждому дано.
Это очень и очень, эротичные, пропитанные негой и стратью тексты.
Спасибо огромное автору за то наслаждение, которое я получила читая его фики.
Кого вдруг заинтересует вот страничка на ФФ www.fanfiction.net/u/1282192/Admiralcurzee_Lili...
Автор: Liliana – Admiralcurzee
Сериал: CSI: Miami
Серия: Лилия и Лев
Название: Погоня
Пейринг: ДюКейн
Жанр: романтика
Рейтинг: R, я бы сказала ближе к М
Белее белого сукна твоих волос легла волна,
И утонули плечи в ней, тебя апрель со мной лишает сна.
Две капли неба – взгляд и теть,
Подола хитрый лабиринт,
По зеленеющей траве
Апрель снимает старый палантин.
- Сэр, - угрюмо глядя на меня, произнесла Келли, - я утопила улики… и казенный Хаммер…
Я молча смотрел ей в лицо. Моя храбрая, золотая девочка, жизнь моя, негодяйка чёртова – как я хотел снять ремень и при всех отхлестать ее по очаровательной заднице!
так сладко
Я знал эту особенность характера Келли Дюкейн – очень спокойная и здравомыслящая, в минуты сильного гнева она способна на абсолютно безрассудные поступки: пойти в одиночку на захват серийного убийцы, броситься впереди спецназа к террористу-снайперу, преследовать на запредельной скорости вооруженных бандитов! В жилах Келли текла горячая южная кровь, а не разбавленная водичка – под вежливой, холодноватой маской клокотала раскаленная лава, и я, быть может, единственный из живущих, очень хорошо знал это, весьма часто испытывая ее жар на собственной шкуре.
- Сейчас не это самое главное, мэм, - процедил я, надевая очки, посчитав, что она достаточно ясно прочла в моих глазах всё то, что я не смог высказать словами.
Келли нахмурилась, и совсем повесила нос. Поделом!
Я глаз не мог оторвать от безупречной груди, от маленьких сосков, проступивших под мокрой рубахой… Господи хорошо, что я надел свои очки, надеюсь, никто ничего не заметил.
- Лейтенант, нам ждать тягач? – подошел к нам патрульный.
- Нет, спасибо, мы с леди справимся сами.
- Ей нужно надеть сухую одежду…
- Она переоденется, когда мы достанем улики.
Без сомнения, на свете появился еще один человек, уверенный в моём жестокосердии.
Когда полицейские машины и вертолёт наконец-то убрались, я подошел к Келли и сел рядом на траву.
И уже осатанело,
Ноют губы, ноет тело,
День прожить – тебя не видеть
Словно чашу яда выпить!
Её блузка расстегнулась, тонкие водоросли запуталась в мокрых, распущенных волосах…Я задохнулся от желания взять ее немедленно, здесь, в этих кустах, на мокрой траве, заломить за спину нежные руки, резко притянуть к себе, зажать поцелуем рот, впиться в нежную плоть груди. Келли конечно же вскрикнет, а я продолжу грубо сжимать пальцы, причиняя ей боль, стараясь, чтобы она хоть на мгновение почувствовала то, что почувствовал сегодня я! Она бы корчилась, брыкалась, пыталась вырваться, отбросить мои руки, освободиться от терзающего ее рта. Она бы кричала, спрашивала, что со мной случилось. Что я мог бы ей ответить? Что желание настолько сильно, что я не могу даже говорить? Что я даже не в состоянии вспомнить дорогу в город, пока она не позволит мне насытится собою? Но я бы только сильнее сжал её в объятиях, прижал бы к земле лишая последней надежды на освобождение, выплюнул в её красивое, испуганное лицо весь свой гнев, всю злость и страсть, всю ненависть за невозможность окончательно подчинить её себе!
Как во сне до меня донесся ее тоненький голосок
- Горацио, у тебя такое лицо, будто бы тебе больно…
Я резко встал, она волей-неволей тоже поднялась на ноги.
- А знаешь, Келли, КАК мне было больно, когда сообщили, что ты свалилась в канал? Ты хоть на секунду представила, каково мне будет хоронить тебя? Как ты могла так поступить со мною, Келли?
- Не наказывай меня, - тихо прошептала она, - я поступила так, как поступил бы на моем месте ты...
- А теперь послушай меня, - когда я того желал, мой голос мог быть очень жесток и суров, - я скажу это только один раз, повторять не буду. Если впредь ты нарушишь протокол, поставишь под угрозу свою жизнь и судьбу улик – положишь на мой стол рапорт об увольнении и больше никогда в жизни меня не увидишь!
Она вскинула голову, в её зеленых глазах плескался ужас.
- Горацио, - сдавленно прошептала она, - что ты такое говоришь… ты что, хочешь меня бросить?
Я едва успел подхватить ее. Женщина, в одиночку преследующая вооруженных бандитов, вынырнувшая из рухнувшей в воду машины, плывшая среди змей и крокодилов – сомлела от нескольких слов, в полуобморочном состоянии цепляясь за меня, стоя на подгибающихся ногах, бледная как смерть, с лицом, покрытым испариной!
- Что ты такое говоришь, Эйч! Как ты ТАКОЕ можешь говорить?
- Келли, ты слышала. Такие ошибки непростительны, я даже не знаю, как мне поступить с тобой…
Жалко всхлипнув, она спрятала лицо у меня на груди. Такая маленькая, мокрая, дрожащая от холода и страха, едва достающая макушкой до моего плеча… Ну разве мог я и дальше играть роль рассерженного босса?
- Келли, - прошептал я, прижимаясь лицом к ее ароматной белокурой шевелюре, - моя смелая Келли…
Я гладил ее спину, чувствуя сквозь мокрый хлопок теплоту кожи, ласкал склоненный, виноватый затылок, нежную шею, пытался дыханием согреть ледяные ушки. Но от этих ласк Келли только сильнее дрожала.
Нестерпимое желание выворачивало меня наизнанку, я понимал, что еще минута, и я действительно изнасилую ее!
- Мне холодно, - тихо прошептала она, - у тебя в машине есть во что завернуться?
- А я на что? – прошептал я ей на ухо.
Ее руки медленно легли на мои бедра, она сильно прижала меня к себе, почувствовала эрекцию, счастливо вздохнула, медленно вскинула голову… Она уже не плакала, наоборот, ее губы улыбались таинственной, сдержанной улыбкой, на нежных щеках играл румянец, а глаза призывно блистали всеми оттенками чувственного обожания.
Мадонна, ну наконец-то мне удалось разбудить свою нимфу!
Её объятия сводили меня с ума, Господи, если бы Келли не утопила этот проклятый казенный Хаммер, я бы никогда, быть может, не увидел, каким розовым, нежнейшим светом отливает ее пышная грудь под мокрой белой сорочкой. Слегка отстранив ее от себя, я припал к проступившему сквозь кружево маленькому сосочку, осторожно сжал губами крохотный кусочек плоти, ради лицезрения которого, не задумываясь, утопил бы десять Хаммеров и двадцать вертолётов.
Я медленно целовал ее грудь, шею, нежное горло, пока, наконец, не сомкнул губы на ее устах. Каждый раз, когда я целовал ее, я будто бы делал это впервые - головокружительная мякоть губ, нежный язычок, робко отвечающий на моё проникновение, тоненькие пальцы, с чувственным наслаждением зарывающиеся в мои волосы, и совершенное тело, покорно расслабляющееся в моих руках!
- Келли, - сдавленно прошептал я, - прикажи мне остановиться… иначе я за себя не отвечаю!
- Разве я могу что-то приказать боссу? – прошептала она, сильнее стискивая мой затылок, пригибая мое лицо к себе, в то время, как ее живот всё сильнее прижимался к моему паху, - нас никто не видит, впрочем, мы можем заехать вглубь леса…
- Келли, я… я не смогу сесть за руль, я не смогу вести машину…ты понимаешь?
- Ты так сильно хочешь меня, что руки трясутся? А когда ты говорил, что отвергнешь меня, ты был в состоянии сесть за руль?
- Келли, - я потянул ее к ближайшим деревьям, - у нас не так уж много времени, чтобы болтать о пустяках…
Пустыня горла, взор ресниц,
Магниты ног в педали. Даль
Мелькнет калейдоскопом лиц,
А что ушло – того совсем не жаль.
Над апельсиновым кустом,
Еще мертва луна, но хмель
И мёд из каждого ствола
Сочит, сочит разнузданный апрель…
Я заставил ее надеть свой пиджак – Келли опиралась спиной о ствол дерева, и я боялся, что она расцарапает кожу. Ее ноги обвивали мою талию, она стонала и извивалась, держась руками за низко росшие ветви, пригвожденная к дереву, распятая на сладострастном кресте, со стоном подчиняющаяся безжалостным ударам мужского тела. Жаркая, влажная ее плоть была так отзывчива на каждый поцелуй, на каждую ласку, что я таял от нежности и благодарности к моей дивной нимфе, с такой радостью отдающейся мне, даже здесь, в лесу, в условиях, лишенных какого-либо комфорта…
Но, похоже, она совершенно не думала о чем-либо, кроме нашей любви. Ее стройные бедра взлетали мне навстречу, почти не обременяя тело своей тяжестью, я крепко держал ее, заставляя до конца опускаться на раскаленный член, до конца вбирать его в себя, а потом выходил почти полностью, каждый раз слегка касаясь пальцами маленькой жемчужины, спрятанной в розовых лепестках ее сладостного, истекающего мёдом устья. Келли тяжело дышала, все сильнее сжимая меня ногами, всё круче выгибая спину, напрягая каждый мускул, ломая ногти о грубую кору ветвей. Ее глаза были полузакрыты, с губ срывались тихие стоны и чтобы заглушить их, она скрежетала зубами, как узник, пытаемый изощренным палачом.
Я двигался, скользя по узким стенкам прохода, распаленный, сожженный животным желанием, размазывая ее по стволу, со всей силы сжимая лебединые бедра, впиваясь то в грудь, то в губы, время от времени намеренно снижая темп, доводя ее этим до безумия. В эти минуты Келли хныкала и скулила, пыталась укусить меня за шею, умоляла, требовала, угрожала… Я, смеясь, слушал эту сладостную музыку, напоминая ей о ее сегодняшней проделке, уверяя, что это самое лёгкое наказание, которого она заслуживает за своё ныряние в канал!
Но Келли была настолько распалена, что уже не понимала шуток. Я уступил ее мольбам и быстро довел и ее и себя до развязки. Резкий всхлип, мгновенная судорога, капли вязкой влаги, медленно стекающей по внутренней стороне бедра – и вот она уже повисла на мне, медленно приходя в себя, обнимая, целуя, шепча мне на ухо самые шальные слова любви и, наконец, клятвы неукоснительно соблюдать протокол вызова полицейского спецназа.
Хм, хотелось бы надеяться, что после сегодняшней прогулки по парку Эверглейдс она этот протокол уж точно никогда не забудет!
И уже осатанело,
Ноют губы, ноет тело,
День прожить – тебя не видеть
Словно чашу яда выпить!
Автор: Liliana – Admiralcurzee
Сериал: CSI: Miami
Серия: Лилия и Лев
Название: Полигон
Пейринг: ДюКейн
Жанр: романтика
Рейтинг: R ближе к М
В эту субботу Келли Дюкейн наконец-то удалось уговорить своего разлюбезного босса отправиться с нею в один из самых глухих уголков Эверглейдс, на полупрофессиональное стрельбище, её любимейшее развлечение.
читать дальшеГорацио однажды был там, ради консультации с бывшим военным снайпером, по уголовному делу трехлетней давности. Он помнил, что тот отставной полковник был в прошлом бойфрендом Келли, но женщина, мило покраснев, сообщила, что год назад её бывший переехал в Лос-Анджелес, поэтому Кейн уступил возлюбленной, взяв с нее твердое обещание, не задерживаться на полигоне допоздна.
Этим утром Келли напоминала ему и амазонку и наемницу одновременно. Веселая, гордая, напряженная, как струна, с хищно раздувающимися ноздрями, в камуфляжной форме и крапчатом берете - она уверенно несла на плече винтовку, заправленную в кожаный чехол. Кейн усмехался про себя, за несколько лет так и не привыкнув к тому, что эта нежная, донельзя женственная блондинка – превосходный и очень опасный боец с солидным послужным списком.
Келли ориентировалась на стрельбище, как у себя дома, зная поименно всех инструкторов и завсегдатаев, встречаемая громкими приветствиями и крепкими рукопожатиями. Мужчины смотрели на Горацио с нескрываемой завистью и досадой – Келли была здесь звездою и объектом давней охоты. Эйч хоть и рос ежеминутно в собственных глазах, однако мудро решил не поворачиваться к горячим поклонникам спиной - мало ли что могло случиться на полигоне?
Келли стреляла превосходно, Горацио не отставал от нее, хотя долгое лежание животом на скошенной траве было не из приятных. Но, несмотря на это, настроение у него было превосходнейшим – денёк был жарким, в изумрудной траве стрекотали кузнечики, запах пороха и скошенных стеблей будил первобытные инстинкты, адреналин наполнял кровь вдохновением, а сосредоточение на игре в войну освобождало мозг от повседневных забот начальника дневной смены криминалистической лаборатории. Тем более, рядом с ним, бок о бок, лежала его любимая женщина, чей взгляд, даже сквозь непроницаемые солнцезащитные очки, прожигал его насквозь, словно фантастический смертоносный паллер. А негодница развлекалась вовсю! Мало того, что она в 99 случаях из 100 попадала в десятку, так она попутно умудрилась довести своего мужчину почти до обморочного состояния. Всякий раз, когда ей нужно было встать, чтобы перейти к новой мишени или принести патроны, белокурая бестия, поднималась с земли, опиралась руками о спину любовника, ввергая того в состояние, близкое к помешательству! А потом, изображая из себя бывалого инструктора, еще и командовала: «выше локоть, целься дольше, нет, ты не так ее держишь», и поправляла приклад, прижимаясь к лейтенанту пышной грудью, легко прикасаясь губами к его шее, нежно прихватывая зубками мочку уха в качестве наказания за выстрел в молоко, или запускала пальцы в пламенеющие на Солнце волосы возлюбленного, испуская такие чувственные вздохи, что у Горацио троилось в глазах! Но стоило распаленному кавалеру сделать попытку притянуть мучительницу к себе, Келли ловко уклонялась и на страстный взгляд отвечала недоуменным хлопаньем ресниц, всем своим холодно-сосредоточенным видом показывая, что донельзя занята стрельбой и ни на какие глупости отвлекаться не намерена. Горацио вздыхал, смеялся, и грозился посадить ее «на голодный паек» до конца месяца.
Душа Горацио пела, он хотел бы остаться на этом поле до конца своих дней…
В семь вечера, когда солнце стало клониться к закату, и доморощенные вояки засобирались домой, к Келли и лейтенанту подошел смотритель полигона, старый друг отца Келли, который в своё время привел, как он выразился «двоюродную племянницу» на стрельбище.
- Сэр, и ты, моя девочка, не будет ли с моей стороны наглостью пригласить вас на ужин?
- Ох, дядя Джек, нам хотелось бы вернуться в город засветло…
- Ничего, дети мои, переночуете у меня, а завтра поутру уедете, если не захотите опять пострелять! Ну, так как?
Кейну очень не хотелось уезжать отсюда, но он боялся, что Келли не понравится отсутствие необходимого комфорта, и уже, было, решил отказать, как услышал нежный голосок у своего плеча:
- Конечно, дядюшка, спасибо тебе, мы с лейтенантом остаемся. Я помогу приготовить ужин!
На веранде небольшого дома, служившего смотрителю и сторожкой, и оружейным складом-мастерской, был накрыт стол, вокруг которого расположились несколько мужчин с военной выправкой - старинные друзья Джека, и две женщины - жена и дочь хозяина.
Келли и лейтенант были радушно приняты в компанию.
Все эти люди были в прошлом солдатами одной роты, воевали во Вьетнаме и других горячих точках, и вели себя, как одна большая семья. А «дядюшка» Джек был их командиром. Его слушали с почтением, его любили и уважали до сих пор: и миллионер, и известный адвокат и даже действующий полковник, слушали простого парня Джека с почтением и относились к нему, как к главному. Келли подумала, что Джек чем-то неуловимо напоминает ей Эйча, и в том и в другом мужчинах было нечто, что делало их главными, где бы они не находились, нечто, что вызывало доверие, заставляло людей следовать за ними и выполнять их приказы.
А Кейн, глядя на компанию бывших военных, невольно вспоминал свою молодость и службу в саперном подразделении. Он иногда тосковал по той, более простой и понятной жизни, но ни за какие блага мира, даже за вечную молодость не покинул бы теперь лабораторию. Горацио уже не представлял себе жизни вне Департамента, вне своей команды, и уж тем более, он не представлял себе жизни в разлуке со своей сладостной нимфой, которая сидела рядом, доверчиво прижимаясь к его боку.
Последние гости разъехались перед самой полночью и хозяин, облегченно вздохнув, отвел Келли и Горацио в маленькую гостевую комнатку.
- Ночи нестерпимо жаркие, так что я не советую вам закрывать дверь на веранду, а то задохнетесь.
- Горацио, - тихо прошептала Келли, когда Джек наконец-то ушел, - пойдем, пройдемся по полю?
Он без слов понял ее. Дом был слишком мал, чтобы гарантировать им иллюзию уединения, но Келли знала это, и всё же осталась… Она хотела любить его этой ночью в поле, на траве, под жаркими звездами… Горацио обнял ее, поцеловал в чистый, высокий лоб:
- Да я бы по горящим углям ради тебя пошел, дорогая моя…
Жаркое марево обволакивало их, как горячее молоко, а они всё шли, держась за руки, к опушке леса, среди роя светлячков, оглушающего стрекота цикад и соловьиного пения.
- Какая весна… - тихо прошептала Келли, - я так безумно люблю тебя, Горацио, что согласилась бы превратиться в соляной столп, как жена Лота, лишь бы еще хоть раз взглянуть на тебя…
- Келли, - Эйч притянул ее к себе, - нежная моя девочка…
Они тихо целовались под полной луной, безрассудно влюбленные друг в друга, пылающие, нашедшие свою любовь в пучине безрадостной жизни, среди одиночества и потерь, жаждущие беспрерывных прикосновений, ласковых слов, духовного и физического единения.
Они потеряли себя в чувстве, против которого даже и не думали бороться, упав в одну и ту же пропасть, растворившись в темном колодце страсти.
Горацио медленно расстегивал ее блузку, неторопливо целуя, пробуя на вкус каждый дюйм открывающейся обнаженной кожи. Келли же не могла шевельнуться. Ее руки превратились в желе, колени подгибались, томная слабость охватила все ее тело и она превратилась в безвольную куклу, предоставив любовнику раздеть и уложить себя на траву, на расстеленную одежду. Горацио чувствовал ее состояние, ее томление и не требовал от нее любовных игр. Она была настолько торжественна и отрешена в эту минуту, что он почувствовал себя фавном, совращающим в лесу девственную богиню Луны.
Келли видела над собой его одухотворенное лицо, синие, безмерно человечные глаза, пристально всматривающиеся в её душу, солнечную прядь, упавшую на широкий лоб, чувствовала на коже широкие, огрубевшие ладони, дразнящие ее застенчивость. Она наконец-то смогла поднять руки и обвить сильную, загорелую шею босса, приподняться, припасть к его губам, раздвинуть их, наполнить его своим сладостным дыханием.
Горацио ласкал нежную грудь, вздрагивающую спину, лебединые бедра, чувствуя горячечную пульсацию вожделения, волнами поднимающуюся по его телу, разжигающую кровь, сводящую мускулы в железные жгуты, разрывающую грудь бешеным сердцебиением.
Келли стонала, обвиваясь вокруг него, лаская и царапая кожу, донельзя распаленная, вся словно обнаженный нерв, жаждущая его, как пересохшая земля жаждет дождя. Слабость покинула ее, теперь она напоминала голодную тигрицу, вырвавшуюся из вековечного плена. Она властно перевернула любовника на спину и заскользила поцелуями по его коже. Горацио со стоном подставил ей свое тело, закрыл глаза, падая в адское пекло ее медлительных ласк, чувствуя себя грешником, поджариваемым самым искусным дьявольским палачом, и умирая от счастья от этих непереносимых мук. Губы и язык Келли медленно текли по его телу всё ниже и ниже, тонкие пальцы заплетались в мягких волосах на его груди, горячее, влажное лоно прижималось к напряженному бедру.
И вот, наконец, ее шелковые губы достигли своей цели. Горацио взвыл, выгибаясь дугой навстречу ее рту, запустил пальцы в расплавленное золото волос, упиваясь искусной игрой бархатного язычка, полностью лишившись какого либо контроля над собой, и восторгаясь этим чувством полного освобождения.
А Келли уже и не знала, в какой реальности пребывает: вся сосредоточившись на удовольствии своего мужчины, она слегка пришла в себя лишь когда, спустя бесконечные эоны времени, железные руки оторвали ее от земли и, перевернув в воздухе, уложили на спину. Горацио положил стройные, точеные ножки себе на плечи и, не отрывая взгляда от ее лица, медленно и властно вошел в нее. В ее зеленых, широко распахнутых глазах, отражался Млечный Путь. Она была его единственной Вселенной, и он чувствовал себя песчинкой, затерявшейся в ней, без остатка предавшейся ее величественной судьбе. Келли вскрикнула, подавшись ему навстречу, до конца вбирая в себя раскаленную плоть, вцепилась в тугие бицепсы, сжимая и разжимая пальцы в такт его движениям, не замечая, как тонкие струйки крови из ран, оставленных ее ногтями, сбегают по его предплечьям.
Она сжимала свои тайные мускулы, пытаясь удержать его в себе, чувствуя глубоко в своём теле каждое движение разъяренного зверя, отпускала и снова захватывала его, восхищаясь каждой чувственной судорогой, лишь чудом удерживаясь на краю сознания, отчаянно цепляясь за возлюбленного, пытаясь продлить соитие, сдержать неотвратимо накрывающие ее последние конвульсии.
И, наконец, громко, несдержанно всхлипнув, распростерлась под ним, вздрагивая, шепча его имя, бесконечно целуя, смеясь и плача от счастья, растекаясь кипящим розовым маслом. Горацио закрыл глаза и дал себе волю. Он входил в расслабленное, сытое, удовлетворенное им тело почти с ненавистью – ну кто бы мог подумать, что эта белокурая бестия так сильно уязвит всё его существо! Если бы ему предложили стать Богом взамен разлуки с этой женщиной, он бы только посмеялся. Ни за какие сокровища мира он бы не променял и одной секунды с нею, в ее объятиях, на ее жаркой груди, в ее нежной влажности даже на власть над Жизнью и Смертью…
- Келли, - шептал он, прижимаясь к ее груди, извергаясь в неё, вбирая ее в свою кровь и плоть - Господи, моя Келли, нимфа моя возлюбленная, моя весна, моя судьба, моё единственное прибежище…
И если б дали мне в удел
Весь шар Земной, весь шар Земной,
С каким восторгом я б владел
Тобой одной, тобой одной…
Я всегда очень настроженно относилась к ДюКейну. Но с какой стороны на него посмотреть.
Это самое красивое, что я читала по Майами. Неважно, что пейринг Келли/Горацио. Можно просто представить на месте героя кого-то другого. В моем воображении это был некто, очень умный, очень симпатичный и естественно НЕ рыжий мужчина. Мало ли кто мог носить имя Горацио.
Ну не была же Келли монашкой. Красивая, молодая, сексуальная. Такие женщины просто не могут, не должны быть одинокими. Это таинственный мужчина. Некто из высшего эшелона власти. Кто смог завоевать тело белоркурой красавицы. Нет там не было любви. Там была страсть. Дикая, неуправляемая, животная, выкручивающая тело, заставляющая унижаться и мучиться.
На фанфиках этого автора я училась или думала, что учусь. Но мне до Liliana – Admiralcurzee, как до луны.
У нее талант, так писАть не каждому дано.
Это очень и очень, эротичные, пропитанные негой и стратью тексты.
Спасибо огромное автору за то наслаждение, которое я получила читая его фики.
Кого вдруг заинтересует вот страничка на ФФ www.fanfiction.net/u/1282192/Admiralcurzee_Lili...
Автор: Liliana – Admiralcurzee
Сериал: CSI: Miami
Серия: Лилия и Лев
Название: Погоня
Пейринг: ДюКейн
Жанр: романтика
Рейтинг: R, я бы сказала ближе к М
Белее белого сукна твоих волос легла волна,
И утонули плечи в ней, тебя апрель со мной лишает сна.
Две капли неба – взгляд и теть,
Подола хитрый лабиринт,
По зеленеющей траве
Апрель снимает старый палантин.
- Сэр, - угрюмо глядя на меня, произнесла Келли, - я утопила улики… и казенный Хаммер…
Я молча смотрел ей в лицо. Моя храбрая, золотая девочка, жизнь моя, негодяйка чёртова – как я хотел снять ремень и при всех отхлестать ее по очаровательной заднице!
так сладко
Я знал эту особенность характера Келли Дюкейн – очень спокойная и здравомыслящая, в минуты сильного гнева она способна на абсолютно безрассудные поступки: пойти в одиночку на захват серийного убийцы, броситься впереди спецназа к террористу-снайперу, преследовать на запредельной скорости вооруженных бандитов! В жилах Келли текла горячая южная кровь, а не разбавленная водичка – под вежливой, холодноватой маской клокотала раскаленная лава, и я, быть может, единственный из живущих, очень хорошо знал это, весьма часто испытывая ее жар на собственной шкуре.
- Сейчас не это самое главное, мэм, - процедил я, надевая очки, посчитав, что она достаточно ясно прочла в моих глазах всё то, что я не смог высказать словами.
Келли нахмурилась, и совсем повесила нос. Поделом!
Я глаз не мог оторвать от безупречной груди, от маленьких сосков, проступивших под мокрой рубахой… Господи хорошо, что я надел свои очки, надеюсь, никто ничего не заметил.
- Лейтенант, нам ждать тягач? – подошел к нам патрульный.
- Нет, спасибо, мы с леди справимся сами.
- Ей нужно надеть сухую одежду…
- Она переоденется, когда мы достанем улики.
Без сомнения, на свете появился еще один человек, уверенный в моём жестокосердии.
Когда полицейские машины и вертолёт наконец-то убрались, я подошел к Келли и сел рядом на траву.
И уже осатанело,
Ноют губы, ноет тело,
День прожить – тебя не видеть
Словно чашу яда выпить!
Её блузка расстегнулась, тонкие водоросли запуталась в мокрых, распущенных волосах…Я задохнулся от желания взять ее немедленно, здесь, в этих кустах, на мокрой траве, заломить за спину нежные руки, резко притянуть к себе, зажать поцелуем рот, впиться в нежную плоть груди. Келли конечно же вскрикнет, а я продолжу грубо сжимать пальцы, причиняя ей боль, стараясь, чтобы она хоть на мгновение почувствовала то, что почувствовал сегодня я! Она бы корчилась, брыкалась, пыталась вырваться, отбросить мои руки, освободиться от терзающего ее рта. Она бы кричала, спрашивала, что со мной случилось. Что я мог бы ей ответить? Что желание настолько сильно, что я не могу даже говорить? Что я даже не в состоянии вспомнить дорогу в город, пока она не позволит мне насытится собою? Но я бы только сильнее сжал её в объятиях, прижал бы к земле лишая последней надежды на освобождение, выплюнул в её красивое, испуганное лицо весь свой гнев, всю злость и страсть, всю ненависть за невозможность окончательно подчинить её себе!
Как во сне до меня донесся ее тоненький голосок
- Горацио, у тебя такое лицо, будто бы тебе больно…
Я резко встал, она волей-неволей тоже поднялась на ноги.
- А знаешь, Келли, КАК мне было больно, когда сообщили, что ты свалилась в канал? Ты хоть на секунду представила, каково мне будет хоронить тебя? Как ты могла так поступить со мною, Келли?
- Не наказывай меня, - тихо прошептала она, - я поступила так, как поступил бы на моем месте ты...
- А теперь послушай меня, - когда я того желал, мой голос мог быть очень жесток и суров, - я скажу это только один раз, повторять не буду. Если впредь ты нарушишь протокол, поставишь под угрозу свою жизнь и судьбу улик – положишь на мой стол рапорт об увольнении и больше никогда в жизни меня не увидишь!
Она вскинула голову, в её зеленых глазах плескался ужас.
- Горацио, - сдавленно прошептала она, - что ты такое говоришь… ты что, хочешь меня бросить?
Я едва успел подхватить ее. Женщина, в одиночку преследующая вооруженных бандитов, вынырнувшая из рухнувшей в воду машины, плывшая среди змей и крокодилов – сомлела от нескольких слов, в полуобморочном состоянии цепляясь за меня, стоя на подгибающихся ногах, бледная как смерть, с лицом, покрытым испариной!
- Что ты такое говоришь, Эйч! Как ты ТАКОЕ можешь говорить?
- Келли, ты слышала. Такие ошибки непростительны, я даже не знаю, как мне поступить с тобой…
Жалко всхлипнув, она спрятала лицо у меня на груди. Такая маленькая, мокрая, дрожащая от холода и страха, едва достающая макушкой до моего плеча… Ну разве мог я и дальше играть роль рассерженного босса?
- Келли, - прошептал я, прижимаясь лицом к ее ароматной белокурой шевелюре, - моя смелая Келли…
Я гладил ее спину, чувствуя сквозь мокрый хлопок теплоту кожи, ласкал склоненный, виноватый затылок, нежную шею, пытался дыханием согреть ледяные ушки. Но от этих ласк Келли только сильнее дрожала.
Нестерпимое желание выворачивало меня наизнанку, я понимал, что еще минута, и я действительно изнасилую ее!
- Мне холодно, - тихо прошептала она, - у тебя в машине есть во что завернуться?
- А я на что? – прошептал я ей на ухо.
Ее руки медленно легли на мои бедра, она сильно прижала меня к себе, почувствовала эрекцию, счастливо вздохнула, медленно вскинула голову… Она уже не плакала, наоборот, ее губы улыбались таинственной, сдержанной улыбкой, на нежных щеках играл румянец, а глаза призывно блистали всеми оттенками чувственного обожания.
Мадонна, ну наконец-то мне удалось разбудить свою нимфу!
Её объятия сводили меня с ума, Господи, если бы Келли не утопила этот проклятый казенный Хаммер, я бы никогда, быть может, не увидел, каким розовым, нежнейшим светом отливает ее пышная грудь под мокрой белой сорочкой. Слегка отстранив ее от себя, я припал к проступившему сквозь кружево маленькому сосочку, осторожно сжал губами крохотный кусочек плоти, ради лицезрения которого, не задумываясь, утопил бы десять Хаммеров и двадцать вертолётов.
Я медленно целовал ее грудь, шею, нежное горло, пока, наконец, не сомкнул губы на ее устах. Каждый раз, когда я целовал ее, я будто бы делал это впервые - головокружительная мякоть губ, нежный язычок, робко отвечающий на моё проникновение, тоненькие пальцы, с чувственным наслаждением зарывающиеся в мои волосы, и совершенное тело, покорно расслабляющееся в моих руках!
- Келли, - сдавленно прошептал я, - прикажи мне остановиться… иначе я за себя не отвечаю!
- Разве я могу что-то приказать боссу? – прошептала она, сильнее стискивая мой затылок, пригибая мое лицо к себе, в то время, как ее живот всё сильнее прижимался к моему паху, - нас никто не видит, впрочем, мы можем заехать вглубь леса…
- Келли, я… я не смогу сесть за руль, я не смогу вести машину…ты понимаешь?
- Ты так сильно хочешь меня, что руки трясутся? А когда ты говорил, что отвергнешь меня, ты был в состоянии сесть за руль?
- Келли, - я потянул ее к ближайшим деревьям, - у нас не так уж много времени, чтобы болтать о пустяках…
Пустыня горла, взор ресниц,
Магниты ног в педали. Даль
Мелькнет калейдоскопом лиц,
А что ушло – того совсем не жаль.
Над апельсиновым кустом,
Еще мертва луна, но хмель
И мёд из каждого ствола
Сочит, сочит разнузданный апрель…
Я заставил ее надеть свой пиджак – Келли опиралась спиной о ствол дерева, и я боялся, что она расцарапает кожу. Ее ноги обвивали мою талию, она стонала и извивалась, держась руками за низко росшие ветви, пригвожденная к дереву, распятая на сладострастном кресте, со стоном подчиняющаяся безжалостным ударам мужского тела. Жаркая, влажная ее плоть была так отзывчива на каждый поцелуй, на каждую ласку, что я таял от нежности и благодарности к моей дивной нимфе, с такой радостью отдающейся мне, даже здесь, в лесу, в условиях, лишенных какого-либо комфорта…
Но, похоже, она совершенно не думала о чем-либо, кроме нашей любви. Ее стройные бедра взлетали мне навстречу, почти не обременяя тело своей тяжестью, я крепко держал ее, заставляя до конца опускаться на раскаленный член, до конца вбирать его в себя, а потом выходил почти полностью, каждый раз слегка касаясь пальцами маленькой жемчужины, спрятанной в розовых лепестках ее сладостного, истекающего мёдом устья. Келли тяжело дышала, все сильнее сжимая меня ногами, всё круче выгибая спину, напрягая каждый мускул, ломая ногти о грубую кору ветвей. Ее глаза были полузакрыты, с губ срывались тихие стоны и чтобы заглушить их, она скрежетала зубами, как узник, пытаемый изощренным палачом.
Я двигался, скользя по узким стенкам прохода, распаленный, сожженный животным желанием, размазывая ее по стволу, со всей силы сжимая лебединые бедра, впиваясь то в грудь, то в губы, время от времени намеренно снижая темп, доводя ее этим до безумия. В эти минуты Келли хныкала и скулила, пыталась укусить меня за шею, умоляла, требовала, угрожала… Я, смеясь, слушал эту сладостную музыку, напоминая ей о ее сегодняшней проделке, уверяя, что это самое лёгкое наказание, которого она заслуживает за своё ныряние в канал!
Но Келли была настолько распалена, что уже не понимала шуток. Я уступил ее мольбам и быстро довел и ее и себя до развязки. Резкий всхлип, мгновенная судорога, капли вязкой влаги, медленно стекающей по внутренней стороне бедра – и вот она уже повисла на мне, медленно приходя в себя, обнимая, целуя, шепча мне на ухо самые шальные слова любви и, наконец, клятвы неукоснительно соблюдать протокол вызова полицейского спецназа.
Хм, хотелось бы надеяться, что после сегодняшней прогулки по парку Эверглейдс она этот протокол уж точно никогда не забудет!
И уже осатанело,
Ноют губы, ноет тело,
День прожить – тебя не видеть
Словно чашу яда выпить!
Автор: Liliana – Admiralcurzee
Сериал: CSI: Miami
Серия: Лилия и Лев
Название: Полигон
Пейринг: ДюКейн
Жанр: романтика
Рейтинг: R ближе к М
В эту субботу Келли Дюкейн наконец-то удалось уговорить своего разлюбезного босса отправиться с нею в один из самых глухих уголков Эверглейдс, на полупрофессиональное стрельбище, её любимейшее развлечение.
читать дальшеГорацио однажды был там, ради консультации с бывшим военным снайпером, по уголовному делу трехлетней давности. Он помнил, что тот отставной полковник был в прошлом бойфрендом Келли, но женщина, мило покраснев, сообщила, что год назад её бывший переехал в Лос-Анджелес, поэтому Кейн уступил возлюбленной, взяв с нее твердое обещание, не задерживаться на полигоне допоздна.
Этим утром Келли напоминала ему и амазонку и наемницу одновременно. Веселая, гордая, напряженная, как струна, с хищно раздувающимися ноздрями, в камуфляжной форме и крапчатом берете - она уверенно несла на плече винтовку, заправленную в кожаный чехол. Кейн усмехался про себя, за несколько лет так и не привыкнув к тому, что эта нежная, донельзя женственная блондинка – превосходный и очень опасный боец с солидным послужным списком.
Келли ориентировалась на стрельбище, как у себя дома, зная поименно всех инструкторов и завсегдатаев, встречаемая громкими приветствиями и крепкими рукопожатиями. Мужчины смотрели на Горацио с нескрываемой завистью и досадой – Келли была здесь звездою и объектом давней охоты. Эйч хоть и рос ежеминутно в собственных глазах, однако мудро решил не поворачиваться к горячим поклонникам спиной - мало ли что могло случиться на полигоне?
Келли стреляла превосходно, Горацио не отставал от нее, хотя долгое лежание животом на скошенной траве было не из приятных. Но, несмотря на это, настроение у него было превосходнейшим – денёк был жарким, в изумрудной траве стрекотали кузнечики, запах пороха и скошенных стеблей будил первобытные инстинкты, адреналин наполнял кровь вдохновением, а сосредоточение на игре в войну освобождало мозг от повседневных забот начальника дневной смены криминалистической лаборатории. Тем более, рядом с ним, бок о бок, лежала его любимая женщина, чей взгляд, даже сквозь непроницаемые солнцезащитные очки, прожигал его насквозь, словно фантастический смертоносный паллер. А негодница развлекалась вовсю! Мало того, что она в 99 случаях из 100 попадала в десятку, так она попутно умудрилась довести своего мужчину почти до обморочного состояния. Всякий раз, когда ей нужно было встать, чтобы перейти к новой мишени или принести патроны, белокурая бестия, поднималась с земли, опиралась руками о спину любовника, ввергая того в состояние, близкое к помешательству! А потом, изображая из себя бывалого инструктора, еще и командовала: «выше локоть, целься дольше, нет, ты не так ее держишь», и поправляла приклад, прижимаясь к лейтенанту пышной грудью, легко прикасаясь губами к его шее, нежно прихватывая зубками мочку уха в качестве наказания за выстрел в молоко, или запускала пальцы в пламенеющие на Солнце волосы возлюбленного, испуская такие чувственные вздохи, что у Горацио троилось в глазах! Но стоило распаленному кавалеру сделать попытку притянуть мучительницу к себе, Келли ловко уклонялась и на страстный взгляд отвечала недоуменным хлопаньем ресниц, всем своим холодно-сосредоточенным видом показывая, что донельзя занята стрельбой и ни на какие глупости отвлекаться не намерена. Горацио вздыхал, смеялся, и грозился посадить ее «на голодный паек» до конца месяца.
Душа Горацио пела, он хотел бы остаться на этом поле до конца своих дней…
В семь вечера, когда солнце стало клониться к закату, и доморощенные вояки засобирались домой, к Келли и лейтенанту подошел смотритель полигона, старый друг отца Келли, который в своё время привел, как он выразился «двоюродную племянницу» на стрельбище.
- Сэр, и ты, моя девочка, не будет ли с моей стороны наглостью пригласить вас на ужин?
- Ох, дядя Джек, нам хотелось бы вернуться в город засветло…
- Ничего, дети мои, переночуете у меня, а завтра поутру уедете, если не захотите опять пострелять! Ну, так как?
Кейну очень не хотелось уезжать отсюда, но он боялся, что Келли не понравится отсутствие необходимого комфорта, и уже, было, решил отказать, как услышал нежный голосок у своего плеча:
- Конечно, дядюшка, спасибо тебе, мы с лейтенантом остаемся. Я помогу приготовить ужин!
На веранде небольшого дома, служившего смотрителю и сторожкой, и оружейным складом-мастерской, был накрыт стол, вокруг которого расположились несколько мужчин с военной выправкой - старинные друзья Джека, и две женщины - жена и дочь хозяина.
Келли и лейтенант были радушно приняты в компанию.
Все эти люди были в прошлом солдатами одной роты, воевали во Вьетнаме и других горячих точках, и вели себя, как одна большая семья. А «дядюшка» Джек был их командиром. Его слушали с почтением, его любили и уважали до сих пор: и миллионер, и известный адвокат и даже действующий полковник, слушали простого парня Джека с почтением и относились к нему, как к главному. Келли подумала, что Джек чем-то неуловимо напоминает ей Эйча, и в том и в другом мужчинах было нечто, что делало их главными, где бы они не находились, нечто, что вызывало доверие, заставляло людей следовать за ними и выполнять их приказы.
А Кейн, глядя на компанию бывших военных, невольно вспоминал свою молодость и службу в саперном подразделении. Он иногда тосковал по той, более простой и понятной жизни, но ни за какие блага мира, даже за вечную молодость не покинул бы теперь лабораторию. Горацио уже не представлял себе жизни вне Департамента, вне своей команды, и уж тем более, он не представлял себе жизни в разлуке со своей сладостной нимфой, которая сидела рядом, доверчиво прижимаясь к его боку.
Последние гости разъехались перед самой полночью и хозяин, облегченно вздохнув, отвел Келли и Горацио в маленькую гостевую комнатку.
- Ночи нестерпимо жаркие, так что я не советую вам закрывать дверь на веранду, а то задохнетесь.
- Горацио, - тихо прошептала Келли, когда Джек наконец-то ушел, - пойдем, пройдемся по полю?
Он без слов понял ее. Дом был слишком мал, чтобы гарантировать им иллюзию уединения, но Келли знала это, и всё же осталась… Она хотела любить его этой ночью в поле, на траве, под жаркими звездами… Горацио обнял ее, поцеловал в чистый, высокий лоб:
- Да я бы по горящим углям ради тебя пошел, дорогая моя…
Жаркое марево обволакивало их, как горячее молоко, а они всё шли, держась за руки, к опушке леса, среди роя светлячков, оглушающего стрекота цикад и соловьиного пения.
- Какая весна… - тихо прошептала Келли, - я так безумно люблю тебя, Горацио, что согласилась бы превратиться в соляной столп, как жена Лота, лишь бы еще хоть раз взглянуть на тебя…
- Келли, - Эйч притянул ее к себе, - нежная моя девочка…
Они тихо целовались под полной луной, безрассудно влюбленные друг в друга, пылающие, нашедшие свою любовь в пучине безрадостной жизни, среди одиночества и потерь, жаждущие беспрерывных прикосновений, ласковых слов, духовного и физического единения.
Они потеряли себя в чувстве, против которого даже и не думали бороться, упав в одну и ту же пропасть, растворившись в темном колодце страсти.
Горацио медленно расстегивал ее блузку, неторопливо целуя, пробуя на вкус каждый дюйм открывающейся обнаженной кожи. Келли же не могла шевельнуться. Ее руки превратились в желе, колени подгибались, томная слабость охватила все ее тело и она превратилась в безвольную куклу, предоставив любовнику раздеть и уложить себя на траву, на расстеленную одежду. Горацио чувствовал ее состояние, ее томление и не требовал от нее любовных игр. Она была настолько торжественна и отрешена в эту минуту, что он почувствовал себя фавном, совращающим в лесу девственную богиню Луны.
Келли видела над собой его одухотворенное лицо, синие, безмерно человечные глаза, пристально всматривающиеся в её душу, солнечную прядь, упавшую на широкий лоб, чувствовала на коже широкие, огрубевшие ладони, дразнящие ее застенчивость. Она наконец-то смогла поднять руки и обвить сильную, загорелую шею босса, приподняться, припасть к его губам, раздвинуть их, наполнить его своим сладостным дыханием.
Горацио ласкал нежную грудь, вздрагивающую спину, лебединые бедра, чувствуя горячечную пульсацию вожделения, волнами поднимающуюся по его телу, разжигающую кровь, сводящую мускулы в железные жгуты, разрывающую грудь бешеным сердцебиением.
Келли стонала, обвиваясь вокруг него, лаская и царапая кожу, донельзя распаленная, вся словно обнаженный нерв, жаждущая его, как пересохшая земля жаждет дождя. Слабость покинула ее, теперь она напоминала голодную тигрицу, вырвавшуюся из вековечного плена. Она властно перевернула любовника на спину и заскользила поцелуями по его коже. Горацио со стоном подставил ей свое тело, закрыл глаза, падая в адское пекло ее медлительных ласк, чувствуя себя грешником, поджариваемым самым искусным дьявольским палачом, и умирая от счастья от этих непереносимых мук. Губы и язык Келли медленно текли по его телу всё ниже и ниже, тонкие пальцы заплетались в мягких волосах на его груди, горячее, влажное лоно прижималось к напряженному бедру.
И вот, наконец, ее шелковые губы достигли своей цели. Горацио взвыл, выгибаясь дугой навстречу ее рту, запустил пальцы в расплавленное золото волос, упиваясь искусной игрой бархатного язычка, полностью лишившись какого либо контроля над собой, и восторгаясь этим чувством полного освобождения.
А Келли уже и не знала, в какой реальности пребывает: вся сосредоточившись на удовольствии своего мужчины, она слегка пришла в себя лишь когда, спустя бесконечные эоны времени, железные руки оторвали ее от земли и, перевернув в воздухе, уложили на спину. Горацио положил стройные, точеные ножки себе на плечи и, не отрывая взгляда от ее лица, медленно и властно вошел в нее. В ее зеленых, широко распахнутых глазах, отражался Млечный Путь. Она была его единственной Вселенной, и он чувствовал себя песчинкой, затерявшейся в ней, без остатка предавшейся ее величественной судьбе. Келли вскрикнула, подавшись ему навстречу, до конца вбирая в себя раскаленную плоть, вцепилась в тугие бицепсы, сжимая и разжимая пальцы в такт его движениям, не замечая, как тонкие струйки крови из ран, оставленных ее ногтями, сбегают по его предплечьям.
Она сжимала свои тайные мускулы, пытаясь удержать его в себе, чувствуя глубоко в своём теле каждое движение разъяренного зверя, отпускала и снова захватывала его, восхищаясь каждой чувственной судорогой, лишь чудом удерживаясь на краю сознания, отчаянно цепляясь за возлюбленного, пытаясь продлить соитие, сдержать неотвратимо накрывающие ее последние конвульсии.
И, наконец, громко, несдержанно всхлипнув, распростерлась под ним, вздрагивая, шепча его имя, бесконечно целуя, смеясь и плача от счастья, растекаясь кипящим розовым маслом. Горацио закрыл глаза и дал себе волю. Он входил в расслабленное, сытое, удовлетворенное им тело почти с ненавистью – ну кто бы мог подумать, что эта белокурая бестия так сильно уязвит всё его существо! Если бы ему предложили стать Богом взамен разлуки с этой женщиной, он бы только посмеялся. Ни за какие сокровища мира он бы не променял и одной секунды с нею, в ее объятиях, на ее жаркой груди, в ее нежной влажности даже на власть над Жизнью и Смертью…
- Келли, - шептал он, прижимаясь к ее груди, извергаясь в неё, вбирая ее в свою кровь и плоть - Господи, моя Келли, нимфа моя возлюбленная, моя весна, моя судьба, моё единственное прибежище…
И если б дали мне в удел
Весь шар Земной, весь шар Земной,
С каким восторгом я б владел
Тобой одной, тобой одной…
-
-
14.09.2010 в 01:24Была бы шиппером ДюКейна, наверное, визжала бы от восторга при каждом новом фике. А так мне кажется, что все какое-то искусственное. Красивое до умопомрачения, но не живое.
Хотя, кто их знает, этих героев? И что у них в голове?
-
-
14.09.2010 в 02:03картина маслом, очень сладко, но меня почему-то продирает до мурашек. Наверно из-за того, что в жизни так не бывает, все более приземленно и что говорить грязно, особенно в наших российских условиях.
Это не отношеия -это волшебная сказка.
-
-
14.09.2010 в 02:11"Мечты - не уход от действительности, а средство приблизиться к ней "(с) Моэм
-
-
14.09.2010 в 02:35сказки это хорошо, но вот что-то не встречала таких, чтобы начиналась с той самой фразы стали они жить поживать....обычно этим заканчивается, а ведь самое "интересное" начинается после свадебного пира.
вот у меня кот спит рядом со мной и так хорошо. Мурлыкает. Погладишь он живот подставит. Почешешь ему больше и не надо. Сказка.
-
-
14.09.2010 в 02:39Не люблю этого. Иногда хочется, чтобы фик/фильм/книга тянулись вечно. Готова читать и смотреть на то, как герои тупо выполняют рутинные действия.
-
-
14.09.2010 в 11:22иногда да, бывает такое желание, когда это твои любимые герои, и все идет так как тебе хочется.